Браманте, Донато. Donato Bramante
Донато Браманте (Donato (Donnino) di Pascuccio di Antonio detto il Bramante; 1444, Ферминьяно — 11 апреля 1514, Рим)
Всеобщая история архитектуры:
Донато Браманте родился в Монте Асдруальдо (теперь Ферминьяно) близ Урбино. В 1477 г. Браманте участвовал в росписи фасада палаццо дель Подеста в Бергамо. В Милане он также сначала занимался живописными работами.
С 1482 до 1486 года Браманте реконструировал церковь Санта Мария Прессо Сан Сатиро (проект, возможно, начат в 1478 г.); с 1492 г. перестраивал средокрестие и апсиды церкви Санта Мария делле Грацие (до 1497 г.), дворы каноники и монастыря Сант Амброджо (работы прерваны в 1499 г.). Кроме того, он выполнял живописные и многие инженерные работы по реконструкции герцогского замка Карманьола (1491 г.) и укреплению Кревола в долине Оссола (1498 г.), участвовал совместно с Кристофором Рокки в экспертизе, переработке проекта и строительстве собора в Павии (1487—1488 гг. — примерно до 1492 г.), участвовал в обсуждении проблем, связанных с куполом Миланского собора.
В 1493 г. Браманте уехал из Милана. После возвращения им возведены в герцогской резиденции в Виджевано капелла в церкви Сан Франческо, палаццо делле Даме и лоджия; полагают, что по его проекту выполнена также башня замка и находящаяся перед ним окруженная аркадами площадь. В 1497 г. Браманте начал фасад собора в Аббьятеграссо, оставшийся незаконченным. В 1499 г. после взятия Милана французами и падения Сфорца Браманте переехал в Рим, где первоначально был занят живописью, зарисовками и обмерами античных памятников. Первые архитектурные работы — двор м-ря Санта Мария делла Паче (1500—1504 гг.) и колокольня церкви Санта Мария дель Анима. Одновременно Браманте строит дворец кардинала Риарио (Канчеллерия) и церковь Сан Лоренцо ин Дамазо. В 1502 г. он построил Темпьетто во дворе церкви Сан Пьетро ин Монторио.
Крупнейшим творением Браманте является собор св. Петра, которым он занимался, по-видимому, с 1505 г. и до самой смерти. Из его работ следует выделить двор Бельведера в Ватикане (проект с 1503 г., строительство окончено после смерти Браманте), а также восьмигранный двор и винтовую лестницу-пандус при вилле Иннокентия VIII. Другие работы Браманте в Риме: хор церкви Санта Мария дель Пополо (1509 г.), здание папского трибунала с церковью Сан Бьяджо делла Паньотта (не закончено), двор Сан Дамазо в Ватикане (1510 г., завершен Рафаэлем), собственный дом (снесен в XVII в.), церковь Сан Чельсо э Джулиано (1510—1514 гг.). Браманте также консультировал при строительстве укреплений в Имоле, Фолиньо и др.
Творчество Донато Браманте, одного из самых замечательных мастеров мирового зодчества, нераздельно связано с наивысшим подъемом гуманистической архитектуры.
По работам Браманте в Ломбардии, где он провел первую большую часть своей жизни, нелегко предугадать достижения последнего римского периода его деятельности. Историки архитектуры видят здесь коренной, не поддающийся объяснению творческий перелом, который связывают с общепринятым делением всего архитектурного процесса в Италии XV и XVI вв. на периоды раннего, высокого и позднего Возрождения. В соответствии с этим переезд Браманте в Рим означает естественный конец первого этапа и начало второго — высокого Возрождения. Однако подобное объяснение неудовлетворительно. Оно не только лишает цельности творческую индивидуальность Браманте (Некоторые исследователи (например, Парибени) рассматривают ломбардские постройки Браманте как незрелые произведения затянувшейся (до 56 лет!) «молодости» Вазари в своем жизнеописании Браманте просто обошел его ломбардский период), но и слишком резко отрывает римский этап его деятельности от предшествовавшего развития итальянского зодчества, обобщением и кульминацией которого он является. Первые шаги к такому обобщению можно проследить именно в ломбардских постройках Браманте. Этому способствовала также и биография мастера. Браманте, проведший свою молодость в гуманистической атмосфере Урбинского княжества, знакомился с живописью по работам Пьеро делла Франческа и Андреа Мантеньи, с научной литературой — по сокровищам знаменитой Урбинской библиотеки (среди которых необходимо отметить трактат о перспективе Пьеро делла Франческа), с архитектурой — по произведениям Лучано да Лаураны, Альберти, Франческо ди Джорджо Мартини, а также по работам странствовавших мастеров-строителей из Ломбардии, в совокупности открывших ему все многообразие локальных школ современного итальянского зодчества.
После ряда живописных работ в Бергамо, а затем в Милане (Фрески в палаццо дель Подеста в Бергамо, в палаццо Фонтана и Панигарола, а также в замке Сфорца в Милане отмечены глубоким спокойствием и монументальностью поз, тщательностью моделировки и явным интересом к перспективе. Они отчастинапоминают произведения Пьеро делла Франческа) Браманте начал первое известное нам архитектурное произведение — церковь Санта Мария прессо Сан Сатиро в Милане.
Строительство, начатое несколькими годами ранее около средневековой капеллы Сан Сатиро, первоначально ограничивалось возведением маленькой оратории, совпадающей в плане с левой ветвью и серединой трансепта будущей церкви. Но в 1478 г. прикуп земли послужил толчком к составлению нового проекта (рис. 15, слева вверху). В конце 1482 г. участок был вновь расширен, это позволило осуществить здесь новый, третий по счету проект, составленный полностью Браманте и превращавший ораторию в трансепт (точнее — в главный неф трансепта) сохранившейся поныне церкви.
Несмотря на необходимость включить в композицию разнородные остатки более ранних сооружений и трудности, связанные с теснотой и изрезанностью участка, почти со всех сторон сжатого улицами, Браманте создал сложный, богатый новыми композиционными приемами, крепко спаянный комплекс, который включает, помимо нетронутой мастером средневековой кампанилы, короткую Т-образную в плане трехнефную перекрытую цилиндрическими сводами церковь, восьмигранную сакристию (Сакристия строилась как баптистерий) у правой ветви трансепта и перестроенную снаружи капеллу Сан Сатиро.
Церковь прижата к виа Фальконе, и это не только обусловило необычную (не в форме латинского креста) конфигурацию плана, но помешало придать трансепту третий неф и развить алтарную часть — она сведена к плоской нише, в которой Браманте иллюзорно, средствами живописи и неглубокого рельефа, изобразил хор (рис. 16), Этот хор нельзя рассматривать в отрыве от композиции сооружения, как это делает подавляющее большинство историков. Хор оставался бы лишь трюком внехудожественного иллюзионизма, если бы не служил зодчему в качестве необходимого и единственного в данных условиях средства для осуществления задуманной им центрической композиции, главным ядром которой он хотел сделать пространство средокрестия, перекрытого полусферическим куполом на парусах.
Цилиндрические своды, перекрывающие трансепт и средний пролет главного нефа, имеют небольшие размеры (пролет около 10 м при высоте 13 м), но производят сильное впечатление благодаря низкому расположению пят свода, так что отношение ширины последнего к высоте перекрываемого пространства составляет 1 : 1,3. Значительность главных сводов подчеркивается несвойственным базиликальным церквам данного периода контрастным соотношением высоты среднего и боковых нефов (последние перекрыты крестовыми сводами). Так же контрастно соотношение высоты нефов и средокрестия, перекрытого поднятым на широком фризе куполом, безраздельно гос подствующим над невысоким пространством этой маленькой церкви; подкупольное пространство сразу же воспринимается как ядро всей композиции. Если в предшествовавших центрических сооружениях Брунеллеско (сакристия Сан Лоренцо, капелла Пацци) подкупольное пространство фактически составляло главную часть постройки, то в этой церкви с сильно развитыми ветвями креста подобное впечатление достигается искусным применением композиционных средств. Важную роль среди них играло освещение, которое хотя и было при Браманте значительно слабее (круглые окна в торцах трансепта были увеличены лишь в XIX в. и средокрестие первоначально освещалось фонарем), зато сосредоточивалось под куполом. Реальный обход и ниши, изображенные на стенах трансепта, напоминают композицию церкви Сан Спи¬рито Брунеллеско.
Капелла IX в. у северного торца трансепта была превращена Браманте из крестообразной в круглую постройку. Сближенные по бокам ниш пилястры образуют свободный тектонически оправданный ритм, характерный для многих позднейших работ мастера. Интересно противопоставление родственных по формам, но различных по пропорциям церкви и крохотной, но пластически выразительной часовни (рис. 16).
Если перестроенная Браманте капелла представляет собой первый опыт решения в миниатюре внешнего объема круглого центрического здания эпохи Возрождения, то сакристия (ныне снова баптистерий) церкви Сан Сатиро была новым этапом в разработке внутреннего центрического пространства (рис. 17).
Рис.17. Милан. Церковь Санта Мария прессо Сан Сатиро. Интерьер и купол сакристии |
Восьмигранная в плане двухъярусная сакристия вписана в тесный квадрат. Вся композиция, активно изменяясь, развивается от первого, глухого яруса, в гранях которого чередуются плоские и полуциркульные ниши, через второй ярус, включающий круговой обход в толще стены, открывающийся внутрь двумя арочками в каждой грани, к завершающему восьмигранному куполу, сквозь круглые проемы которого помещение получает естественный свет. Исключительно богатая внутренняя отделка сакристии включает рельефные гротески, выполненные из тончайшего стука на поверхности угловых пилястр (их излом, не имеющий прецедентов в других памятниках, позволил Браманте обойтись на каждом углу лишь одной пилястрой), богатый скульптурный керамический, частично покрытый бронзой, фриз над первым ярусом (исполнен скульптором Фантуччи), обработку импостов в виде плоского акантового листа между парными арочками второго яруса и более плоско выполненный орнамент второго фриза. Разница в рельефе фризов способствует облегчению сакристии кверху и определяется удалением рельефов от света.
Над комплексом церкви Сан Сатиро Браманте работал до 1486 г. Боковые фасады возвел Амадео, а главный фасад, для которого, по-видимому, предназначался замечательный рисунок Браманте (см. рис. 16), относится к XIX в.
В 1488 г. Браманте был привлечен к строительству собора в Павии. Эта задача должна была особенно заинтересовать мастера, так как постройка проектировалась как выдающееся монументальное сооружение для прославления герцогской фамилии.
Первый проект собора был составлен Кристофором Рокки в 1487 г. и, несмотря на то, что переделывался Амадео, все же не удовлетворил заказчика. Строительные работы, порученные Браманте и Амадео, велись, однако, по проекту Браманте. Сооружение произвело большое впечатление на Леонардо да Винчи, вызванного в Павию вместе с Франческо ди Джорджо Мартини для консультации, по-видимому, в связи с опасениями, которые высказывали многие современники, пораженные необычной стройностью центральных подкупольных устоев собора. Под непосредственным наблюдением Браманте до 1492 г. были завершены тяжелые своды крипты, две из четырех угловых сакристий и, по-видимому, перекрытие хора; остальные наземные части собора также были начаты. Поэтому собор в основном воплощает замысел Браманте.
Рис.18. Павия. Собор, с 1487 г. Браманте, Амадео и др. Модель, план, интерьер и крипта | |
Павийский собор, подобно собору Санта Мария дель Фьоре, представляет собой сочетание базиликального типа храма с центрическим (рис. 18). Здесь подкупольный восьмигранник средокрестия тоже равен суммарной ширине передней части собора, но гораздо органичнее и изящнее завершает три ее нефа. Вся композиция (прототип которой можно усмотреть скорее в пизанском, чем флорентийском соборе) рассчитана на то, чтобы придать максимальное значение центральному пространству средокрестия, перекрытому куполом, легко поднимающемся на восьми высоких стройных столбах, соединенных арками равной высоты. Подкупольное пространство остроумно увеличено включением (на высоту до самого барабана) треугольных в плане отсеков, замыкающих боковые нефы; вливаются в средокрестие также пространства одинаково укороченных ветвей трансепта и восточной части собора. Каждая ячейка плана завершается обращенной к центру апсидой, увенчанной конхой.
Все элементы возрастают к средокрестию и постепенно повышаются по мере приближения к куполу, создавая грандиозный и сложный интерьер, отчасти напоминающий иерархической соподчиненностью своих частей готические соборы, но резко отличающийся от них ясной, быстро воспринимаемой закономерностью центрического уравновешенного построения. Интерьер собора выражен в его внешнем облике, для которого зодчий точно нашел верные, убедительные масштабы наименьших, расположенных у земли элементов (малых апсид, центрических сакристий, заполняющих входящие углы креста, и др.), с них начинается ступенчатое нарастание объемов к верхнему восьмерику и вершине собора.
В 1492 г. Браманте был привлечен к перестройке и расширению большого монастырского комплекса Сант Амброджо, связанного со средневековой базиликой того же названия (рис. 19, 20).
Ансамбль должен был включить четыре монастырских двора. При Браманте была возведена только одна сторона двора каноники. Дорический двор был закончен уже после отъезда мастера из Милана, а второй, ионический, завершен лишь во второй четверти XVI в.
Строительство было начато со двора каноники с северной стороны от старой базилики. Аркада с большой аркой в центре напоминает фасад капеллы Пацци Брунеллеско.
О его же базиликах напоминают и кубические отрезки антаблемента, введенные Браманте над колоннами в качестве опоры для архивольтов.
В композиции двора Сант Амброджо своеобразно сочетаются достижения флорентино-урбинской школы и ломбардских традиций. В то же время в ней появляются свободно, по-новому решенные узлы, например, у пяты большой арки.
При восстановлении двора каноники, разрушенного во время второй мировой войны, мнимая ошибка Браманте была «исправлена»: несмотря на то, что пилястры у Браманте продолжались ниже окон, доходя до единственной горизонтальной штрабы над арками, возможно отмечавшей верхнюю границу предполагавшегося керамического декора и завершавшей его сверху тяги, теперь над арками лоджии протянут обычный трехчастный антаблемент, доходящий до подоконников второго этажа. Профиль под пятой центральной арки, смело оборванный Браманте на второй раскреповке, сливается с подоконным поясом.
Недостаточно отмечалось своеобразие четкого выделения середины аркады: при повторении этого приема на всех четырех сторонах задуманного Браманте двора он должен был приобрести уникальный, не имевший прототипа облик перистиля с ярко подчеркнутыми осями, пересечение которых в центре, вероятно, должно было быть отмечено каким-либо сооружением (например, колодцем, беседкой и т. п.). Необычно и то, что угловые, крайние арки опираются на такие же стройные колонны, как и все прочие, а согнутые пилястры, которые, очевидно, должны были получиться во втором этаже по всем углам двора, можно сопоставить только с согнутыми пилястрами в сакристии Сан Сатиро.
Уникальны также «сучковатые» стволы колонн по сторонам главной арки и в углах двора. Они свидетельствуют о ясном понимании мастером образного и вместе с тем условного характера античных ордерных форм, с помощью которых Браманте связывал в воображении зрителя образы зодчества с природой.
В 1492—1497 гг. Браманте занимался также перестройкой хора (алтарной части) и средокрестия в начатой за двадцать лет до того доминиканской церкви Санта Мария делле Грацие. Потому ли, что хор должен был служить надгробной капеллой Лодовико Моро и всей семьи Сфорца, в силу ли склонностей самого Браманте или же вследствие его обращения к ломбардской традиции, средокрестию церкви с заменяющими ветви трансепта апсидами и алтарем была придана ярко выраженная, развивающаяся кверху центрическая композиция (рис. 21). Но средокрестие представляет собой в плане не традиционный для Ломбардии восьмигранник, а большой квадрат (18х18 м), сторона которого отвечает трем нефам старой пятинефной постройки. Боковые полуциркульные апсиды, перекрытые конхами, и более развитая алтарная часть, имеющая помимо апсиды еще небольшое квадратное помещение, перекрытое куполом, открываются в центральное пространство по всей своей высоте. Главный купол полусферического, несколько повышенного очертания опирается на низкий барабан, покоящийся на парусах и полуциркульных подпружных арках. Центральный фонарь и два ряда проемов в основании купола и в барабане дополняют окна в стенах апсид. Плоскостная обработка, светлая окраска и обильное освещение интерьера, а также искусное применение кругов в его декоре придают куполу вид легкой скорлупы, подчеркивая в то же время просторность и крупные масштабы внутреннего пространства церкви. Хор позади алтаря перекрыт небольшим, очень изящным плоским зонтичным куполом, напоминающим купола Брунеллеско в сакристии Сан Лоренцо и капелле Пацци (рис. 22).
Высота сооружения увеличена тем, что стены апсид, центрального и алтарного квадратов подняты, закрывая основание конх, малый купол хора и паруса главного барабана.
Низкий продольный неф доминиканской церкви, построенной Солари еще в характерном для Ломбардии готическом стиле, выглядит второстепенным придатком к мощному параллелепипеду здания Браманте, завершенному большим многогранным барабаном с ажурной кольцевой галереей и плоской конической кровлей.
Сооружение выполнено из кирпича и снаружи богато декорировано. Пилястры, своеобразные филенки, карнизы и медальоны сделаны из камня в ломбардских традициях. Вся наружная отделка церкви не принадлежит Браманте. К нему относится, вероятно, только цоколь и нижний ярус апсид с окнами. В этих частях можно заметить стремление к более строгой тектонической разработке стены, которая проявилась уже в апсидах и крипте Павийского собора. Браманте приписывают также очаровательный дворик (см. рис. 22) и сакристию, перекрытую зонтичным куполом.
Последними работами Браманте в ломбардский период были двухэтажная арка монастырской церкви в Аббьятеграссо (1497 г.; рис. 23), выполненная по рисункам мастера после его отъезда в Рим, и постройки в Виджевано.
Рис.23. Аббьятеграссо. Монастырская церковь. Входной портал, 1497 г., Браманте |
Сложная и многообразная разработка Браманте центрических композиций (в которой можно видеть и влияние идей Леонардо да Винчи) не прошла бесследно для ломбардского зодчества.
Сравнение более ранних сооружений Возрождения (сакристия Сан Лоренцо, капелла Пацци и др.) с опытами Браманте показывает, какой большой путь прошла итальянская архитектура XV в. и какое сложное развитие получила центрическая композиция. Достижения Браманте были развиты его современниками и мастерами следующего поколения не только в Ломбардии, но и по всей Италии.
Глава «Архитектура Милана и Ломбардии», раздел «Архитектура эпохи Возрождения в Италии», энциклопедия «Всеобщая история архитектуры. Том V. Архитектура Западной Европы XV—XVI веков. Эпоха Возрождения». Ответственный редактор: В.Ф. Маркузон. Авторы: В.Ф. Маркузон (Мастера и памятники архитектуры Ломбардии), А.И. Опочинская (Рядовая застройка). Москва, Стройиздат, 1967
Самое раннее из римских сооружений, с которым связывают имя Браманте, — палаццо Канчеллерия (1483—1526 гг.), первое римское сооружение общеитальянского значения и один из самых величественных и строгих дворцов столицы (свое название он получил от папской канцелярии, помещенной в нем вскоре после завершения постройки). Высшее достижение римского кватроченто и первое произведение нового века, образец вполне зрелого «классического» стиля Возрождения — Канчеллерия остается загадкой для историков, еще не пришедших к согласию относительно ее автора и доли возможного участия Браманте в ее создании. Прежде чем разобраться в этом вопросе, необходимо ознакомиться с самим сооружением.
Строитель палаццо исходил из типа тосканского дворца, но внес в него, особенно во внешний облик, очень много нового. Не имеет дворец прямых предшественников и среди римских сооружений.
Рис.2. Рим. Палаццо Канчеллерия, 1483—1526 гг. Бреньо, Браманте и др. (генплан по Летаруи, до пробивки Корсо Витторио-Эммануеле) | |
Рис.3. Рим. Палаццо Канчеллерия | Рис.4. Рим. Палаццо Канчеллерия. Двор |
Огромная постройка, занимающая целый квартал, включает церковь Сан Лоренцо ин Дамазо, одну из сорока титульных церквей Рима. Вследствие этого окруженный аркадами двор, составлявший непременный элемент городского патрицианского жилища, отнесен в левую сторону участка и занимает юго-западную часть застройки.
Композиция строится по двум параллельным осям (церкви и двора), получившим внешнее выражение на главном фасаде в двух порталах, расположенных против двух переулков (рис. 2, 3).
Дворец, возведенный для крупнейшего вельможи, кардинала Риарио, закономерно приобрел черты не столько частного, сколько общественного сооружения (характерно, что даже церковь скрыта дворцовым фасадом), намечая одну из главных линий развития всего европейского зодчества в эпоху расцвета абсолютистских государств. Огромная плоскость главного (восточного) фасада, завершенного по концам едва выступающими ризалитами, расчленена на три яруса (верхний охватывает два этажа) и обработана незаметно облегчающимся кверху плоским рустом, в двух верхних ярусах он сочетается с пилястрами, попарно сближенными в простенках. Ордер пилястр построен на золотом сечении и придает членениям стены строгую закономерность. Низкий рельеф, материал (мрамор) и переменный шаг пилястр (встречавшийся до того лишь в церковных зданиях и сообщающий фасаду очень ясное ритмическое развитие по горизонтали) в сочетании с облицованной травертином могучей стеной характеризуют последнюю как действительную тектоническую основу сооружения, придавая фасаду внушительную монументальность. Мастерское изменение размера редко расположенных окон от главного (второго) этажа к верхнему, уменьшение высоты пилястр при равной высоте ярусов подчеркивают действительно значительные размеры здания (общая высота равна 24 м) и создают спокойный, но полный внутренней жизни ритм. В то же время первый этаж, обработанный словно цоколь, сообщает дворцу аристократическую замкнутость и недоступность.
Боковые фасады сооружения также заканчиваются ризалитами, но пилястры расставлены здесь равномерно. Основные плоскости левого бокового фасада выполнены из кирпича — типичное для Ломбардии применение различных материалов для стен и деталей (ср. также и двор урбинского дворца).
Знаменитый двор (рис. 4), один из шедевров этой эпохи, разделен в полном соответствии с главным фасадом на три яруса, из которых нижние два представляют собой чрезвычайно легкие воздушные аркады, а верхний (отвечающий двум верхним этажам здания) — расчлененную мраморными пилястрами кирпичную стену, увенчанную простым и ясным каменным карнизом. Умело найденное изменение пропорций ордера усиливает впечатление высоты (колонны второго яруса меньше колонн первого, а верхние пилястры — меньше колонн второго яруса, хотя все ярусы имеют почти одинаковую высоту). Строгость линий и напряженность стройных колонн, а также тонко подобранное соотношение больших и малых окон двух верхних этажей создают поразительное впечатление легкости и спокойного, но неодолимого устремления вверх, не имеющее аналогий во внутренних дворцах других римских, а также флорентийских палаццо. Ново и цветовое решение: переход от темно-серых гранитных колонн первого яруса, перенесенных строителем из древней церкви Сан Дамазо, к травертиновым, более светлым колоннам вверху и, наконец, к теплому, золотисто-коричневому тону кирпичной стены, создает последовательное обогащение тона, усиливающее впечатление непрестанного роста сооружения.
Глубокое внутреннее родство и одновременно тонко рассчитанное противопоставление двора и фасада, благородная сдержанность и новаторские черты палаццо Канчеллерии, несомненно, свидетельствуют об исключительном мастерстве строившего ее архитектора, что придает первостепенное значение вопросу об авторстве.
Поскольку Браманте приехал в Рим в 1499 г., когда палаццо давно уже строилось * , его авторство, признававшееся некогда на основе свидетельства Вазари бесспорным, с конца XIX в. рядом ученых было поставлено под сомнение. Так, одни исследователи (Ньоли, Форстер) связывают Канчеллерию с проектом реконструкции Борго, разрабатывавшимся при папе Николае V, т. е. в конечном счете, возводят ее к Альберти. Другие (Питталуга) приписывают авторство урбинскому архитектору и теоретику Франческо ди Джорджо Мартини. Третья точка зрения, развитая Лаваньино, опирается на литературные источники и прежде всего на Вазари.
* Здание было начато в 1483 г., освящено в 1489 г., что может означать дату переезда в жилые помещения заказчика, и выведено снаружи, по крайней мере, на высоту двух этажей к 1495 г., как говорит надпись на фризе антаблемента второго этажа. Имя епископа Остии (титул, полученный кардиналом Риарио в 1511 г.), высеченное над окнами по Корсо Витторио Эммануэле, говорит о времени возведения этого фасада. Главный портал выполнен Д. Фонтана, второй — ведущий в церковь — Виньолой. Интерьеры церкви более позднего времени.
Остроумно доказав, что упомянутый Вазари в качестве строителя Канчеллерии Антонио Монтекавалло является в действительности скульптором Андреа Бреньо, прозванным Монтекавалло по месту его жительства (различие имен может быть одной из многочисленных ошибок Вазари), Лаваньино считает этого мастера, по происхождению ломбардца, первым строителем Канчеллерии, а завершение постройки приписывает Браманте. Присоединяясь к этой точке зрения, разделяемой ныне многими исследователями (Делогу, Кьеричи), полагаем, однако, в отличие от Лаваньино, видящего противоречие между робкими (как он их называет) начинаниями Бреньо и «сочным» завершением Браманте, что последний сумел мастерски использовать «робкие» профили и скромную пластику нижних частей фасада для полноценного выявления решающей роли стены и второстепенной роли ордера в общем тектоническом строении фасада. Это и создало не противоречивое, а исполненное большой целостности произведение. Любопытно, что та же композиционная схема, повторенная неизвестным мастером в фасаде палаццо Джиро, не наделяет его подобными художественными качествами вследствие того, что пилястры здесь слишком сильно выступают из плоскости стены (рис. 5).
Рис.5. Рим. Палаццо Джиро, или Торлония (окончено в 1504 г.) |
Даже если Браманте включился в строительство, когда два этажа были уже возведены, и выполнил только третий ярус фасада, этого было достаточно, чтобы внести определяющие черты в композицию, поскольку именно третий член математического ряда определяет его закономерность. Тем больше роль Браманте в создании двора Канчеллерии, в котором ему принадлежат по меньшей мере два верхних яруса.
В отличие от Форстера полагаем, что в палаццо Канчеллерии можно заметить ряд характерных для Браманте элементов. Для этого достаточно сопоставить карниз Канчеллерии с характерными для Браманте карнизами, например во дворе Санта Мария делла Паче в Риме или на барабанах капеллы и церкви Сан Сатиро в Милане. Характерно и легкое решение углов в верхнем ярусе двора, не встречавшееся ранее в работах других мастеров кроме Браманте. Так же, по-видимому, должны были выглядеть углы в незаконченном Браманте дворе каноники Сант Амброджо в Милане. Такой излом угловых пилястр, как в третьем ярусе двора Канчеллерии, фактически был сделан до того лишь в сакристии Сан Сатиро.
В архитектуре палаццо соединяются различные течения итальянского зодчества XV в., и притом не как механическая сумма, но как синтез, обладающий новыми качествами. Именно этот синтез и заставляет предполагать участие Браманте в строительстве или хотя бы в завершении палаццо. Еще в его ломбардских работах органично переплетались черты урбинской, ломбардской и тосканской школ, и традиционные архитектурные элементы сочетались с принципиально новыми решениями.
В 1502 г. была закончена первая постройка в Риме, от начала и до конца выполненная Браманте, — маленькая часовня во дворе монастыря Сан Пьетро ин Монторио, широко известная под названием Темпьетто. Это проникнутое ясной гармонией, античное по формам, но совершенно новое по духу круглое сооружение, окруженное римско-дорической колоннадой и увенчанное куполом, сразу же и вполне оправданно было воспринято как программное произведение и совершенный образец нового архитектурного стиля (рис. 6, 7).
Ныне эта маленькая постройка не поражает новизной, так как воспринимается нами вместе с бесчисленными ротондами классицизма и ампира, в которых ее композиция варьировалась на протяжении четырех столетий. Для верной оценки Темпьетто необходимо взглянуть на него в исторической перспективе. Прежде всего надо исходить из всего замысла Браманте, оставшегося не осуществленным, но, несомненно, хорошо известного современникам.
Поставленный на месте, где по преданию был казнен апостол Петр, этот маленький храм должен был стать центральным ядром круглого, обнесенного колоннадой дворика. Дворик не был осуществлен и известен по гравюрам Серлио. Строгое соответствие колонн периметрального портика и ниш, расположенных за ними, колоннам и нишам самого храмика связало бы все элементы этого маленького ансамбля в сложную, но закономерную и кристаллически ясную композицию, в которой двор являлся открытым храмом, а Темпьетто был предназначен только для священника. Назначение постройки объясняет ее размеры и своеобразный масштабный строй, т. е. соотношение пропорций и действительных размеров, поражающее на фотоснимках, где рядом снят человек. В натуре, в тесном пространстве существующего по настоящее время квадратного дворика, Темпьетто воспринимается неожиданно не как незначительная ротонда, но как настоящая монументальная постройка, произведение подлинной «большой» архитектуры.
Сложный замысел Браманте вполне объясняет ограниченное значение интерьера: подчеркнуто пластический характер сооружения, тесно примыкающая к целле колоннада которого в отличие от многих портиков его античных прообразов не столько развивает снаружи ничтожное по размерам внутреннее помещение, сколько ограждает и выделяет его.
Кольцо низких, широко разбегающихся ступеней соединяет подий с мощеным двором и разрывается лишь сзади лесенкой в крипту, в полу которой сделано углубление, якобы сохранившееся от апостольского креста. Основной цилиндрический объем Темпьетто поднимается над портиком, 16 цельных колонн которого вытесаны из гранита. Барабан должен был завершаться полусферическим куполом. Покрытие, судя по изображениям Темпьетто у Палладио и Серлио, устроено позднее.
Стена целлы в нижней части, по высоте соответствующей портику, расчленена 16 пилястрами, которые чередуются с нишами (прямоугольными изнутри и полукруглыми снаружи), окнами и дверями, причем характер пластической обработки цилиндрического объема напоминает о капелле Сан Сатиро. Но стена Темпьетто более насыщена, так что наличники дверей заходят на пилястры, являя еще один пример свободного обращения Браманте с архитектурными формами.
Так, развивая композиционную схему античного храма, Браманте мастерски разрешил конкретную функциональную задачу и поднял идейное и художественное содержание Темпьетто, реализовав в нем мечты итальянских зодчих о целостной в своей совершенной гармонии центрической постройке.
Одновременно с Темпьетто Браманте строил двор монастыря Санта Мария Делла Паче (подряд на выполнение пилонов и колонн двора датирован 17 августа 1500 г.) (рис. 6, 8) — пример разработки проблемы, полярно противоположной той, которая занимала его в Темпьетто.
Выполнив при помощи кольцевого обхода первого этажа чисто функциональное требование — связать между собой церковь, сакристию, трапезную и кухню, Браманте остроумно перенес во второй этаж те функции, которым обычно служил как правило одноэтажный монастырский дворик: создать изолированное от внешнего мира место дневного пребывания монахов (на галерее второго этажа, у парапета между столбами, он устроил каменные сиденья).
Аркада первого этажа, выполненная на первый взгляд в традиционных формах, имеет любопытные особенности: ее арки лишены архивольтов и потому подчеркивают роль стены, исчезающей во втором этаже. Тектоническая функция, ясно выраженная в структуре двора, объясняет наличие пилястр на внутренней стене нижнего обхода, несущей крестовые своды, и отсутствие таких пилястр наверху. Ясная тектоническая мысль видна и в расположении колонок над верхней точкой арок (работа которых улучшается при загрузке замкового камня), и в композиции карниза (простого, очень характерного для Браманте — ср. карнизы Темпьетто, палаццо Канчеллерии, церкви Сан Сатиро в Милане); консоли его закономерно удваиваются над более сильными опорами. Простая и понятная даже для непосвященного архитектура дворика, его энергичный ритм и пластическая выразительность деталей, подкрепленная резкой игрой света и тени, придают этому небольшому сооружению высокие художественные качества, несмотря на простоту материалов (пилястры — из простого камня, пьедесталы нижних столбов — из травертина; только наличники некоторых дверей в нижнем обходе сделаны из мрамора).
Рис.9. Рим. Церковь Санта Мария дель Пополо. Хор, 1509 г., Браманте |
В те же годы Браманте возвел хор в церкви Санта Мария дель Пополо (рис. 9). Несмотря на его малые размеры (вызванные необходимостью сохранить первую ячейку, расписанную Пинтуриккио, и теснотой позади церкви), мастер сумел придать интерьеру монументальный характер, отвечавший назначению пристройки, служившей усыпальницей. Ее глубина зрительно увеличена вытянутой формой кессонов на своде.
Двор Бельведера в Ватикане. Ко времени восшествия на папский престол Юлия II (1503 г.) Браманте, бесспорно, был самым крупным и авторитетным архитектором в Риме и, естественно, был привлечен к расширению Ватикана. Он предложил папе целостный, широко задуманный проект ансамбля, сущность которого, несмотря на позднейшие перестройки, понятна по описаниям Вазари, документам, современным рисункам и фреске, находившейся в замке св. Ангела (рис. 10—12).
Браманте предстояло связать летнюю папскую резиденцию — виллу Бельведер — с папским дворцом и базиликой св. Петра, а также создать сад и двор для развлечений и празднеств. Задача осложнялась сильным падением рельефа местности от виллы ко дворцу, различной ориентацией подлежавших объединению зданий и необходимостью обеспечить обороноспособность сооружений Ватикана с востока, так как существовавшие с этой стороны укрепления следовало снести при постройке нового двора. Помимо того, при вилле Бельведер Браманте должен был построить двор для установки античных статуй (первое музейное сооружение Возрождения).
По замыслу Браманте, огромный (длиной около 300 м) сильно вытянутый с севера на юг двор должен был располагаться на террасах в трех разных уровнях. Коридоры по обеим продольным сторонам двора, связывавшие виллу и папский дворец, и лестницы, соединявшие террасы двора, превращали его в единую композицию, замкнутую с севера поперечной стеной с большой полукруглой экседрой на продольной оси комплекса. За экседрой поместился дворик музея, окруженный лоджиями.
Основная масса сооружений, с которыми должен был считаться Браманте, относится ко второй половине XV в. В 1450—1455 гг. при Николае V были построены жилые помещения, называемые обычно залами Борджиа; в 1478—1479 гг. при Сиксте IV Джованни де Дольчи возвел названную по имени папы капеллу — большой зал (40х13 м, высотой в 26 м). Стены Сикстинской капеллы были расписаны крупнейшими живописцами — Перуджино, Пинтуриккио, Ботичелли, Гирландайо, Синьорелли и другими, а свод и алтарная стена — Микеланджело.
Проектирование и строительство нового двора Бельведера, получившего свое название от виллы Иннокентия VIII (перестроена в 1484—1492 гг. из более ранней крепости) началось в 1503 году.
Одновременно Браманте строил позади виллы дворик-музей и спиральную лестницу или, вернее, пандус, перекрыл куполом «башню Борджиа», а также обстраивал с трех сторон двор Сан Дамазо с лоджиями по второму и третьему этажу (рис. 13).
Рис.13. Рим. Ватикан. Двор Сан Дамазо. Браманте и Рафаэль |
После смерти Юлия II Браманте, по- видимому, отошел от строительства этого комплекса. На протяжении 1514 г. им руководил Джулиано да Сангалло.
После смерти Браманте дворцовым архитектором назначили Рафаэля, который еще раньше был занят росписью папских апартаментов и продолжал (по рисункам Браманте) строительство двора Сан Дамазо, лоджии которого стали знаменитыми благодаря фрескам великого художника. После смерти Рафаэля строительство продолжали Б. Перуцци и А. да Сангалло Младший. В 1551 г. Микеланджело дал рисунки для лестницы перед экседрой, превращенной в нишу (замыкавшая всю композицию эседра не должна была превышать боковые фасады) Пирро Лигорио (1562 г.).
В этом виде (известном по изображению грандиозного турнира, состоявшегося в нижнем дворе в 1565 г.) комплекс в основном отвечал замыслам Браманте.
Позднейшее закрытие аркады, закладка проемов галереи и надстройка еще двух этажей решительно изменили фасады боковых переходов, придав им более строгий, замкнутый характер, мало соответствующий назначению комплекса как сооружения для развлечения и отдыха. Фасады верхнего двора, в которых сочетался кирпич и естественный камень, были оштукатурены Пирро Лигорио. Наконец, корпус библиотеки (1587—1590 гг.) и второй корпус, Кьярамонте или Браччо Нуово (1817—1822 гг.) разделили террасы двора.
Нижняя, самая большая терраса Бельведера (75х140 м) должна была служить театральной сценой. Ее можно было обозревать из окон папских апартаментов и с балконов, тянувшихся по фасаду дворца (один из них был устроен еще при Льве X, второй в 1562 г.), а также с мест для зрителей, поднимавшихся амфитеатром перед дворцом и по откосу средней террасы двора, справа и слева от центральной лестницы. На обеих верхних террасах были разбиты регулярные сады, связанные при помощи двух рамп, обрамлявших нимфей в подпорной стенке, фасад которого имел вид триумфальной арки.
Подобные открытые лестницы и рампы в ансамбле Бельведера, несомненно подсказанные сооружениями античной Пренесты (теперь Палестрины), впервые были использованы Браманте. Этот прием немногим позднее был применен Микеланджело уже для решения градостроительных задач (Капитолий) и получил в дальнейшем широкое распространение в итальянской, а затем во всей европейской архитектуре.
Единственный вход во двор Бельведера из Борго был устроен в среднем пролете наружной восточной стены, которая, из соображений обороны, имела окна лишь в третьем этаже, на уровне галереи.
Двор Бельведера завершил длительный процесс освоения архитектурных средств мастерами кватроченто и оказался для последующих поколений зодчих неисчерпаемой сокровищницей композиционных идей и мотивов. Не удивительно, что как только замысел Браманте начал приобретать конкретные формы, ансамбль стал предметом постоянного интереса и изучения: сохранилось более восьмидесяти его изображений в различных стадиях строительства, выполненных архитекторами и художниками XV в.
Здесь впервые были сгруппированы типы сооружений, сложившиеся еще в Греции и Риме, но забытые в эпоху средневековья. Вместе с тем и открытое пространство стало впервые в эпоху Возрождения предметом активного архитектурного осмысления. Новое применение античных средств, а также использование рельефа местности и воды положило начало новому этапу в развитии садовой архитектуры и архитектуры монументальных площадей.
Так, творчески применяя композиционные приемы, использованные в древнеримских форумах и храмовых ансамблях, Браманте создал комплекс, не только возвеличивавший папство и подчеркивавший его преемственную связь с античным Римом (как того требовали заказчики), но и отразивший торжество нового мироощущения, в частности новое отношение человека к природе.
Неосуществленный дворец папского трибунала или палаццо Сан Бьяджо (1510 г.) (рис. 14), спроектированный и начатый под руководством Браманте вместе с пробивкой вдоль Тибра улицы папы Юлия (виа Джулиа), быть может, сыграл бы такую же важную роль для архитектуры общественных зданий, какую сыграл собор св. Петра для культового зодчества.
Рис.14. Рим. Дворец папского трибунала, 1510 г., Браманте (не окончен, схема плана по рисунку Антонио да Сангалло Младшего); А — осуществленная и впоследствии разрушенная церковь Сан Бьяджо делла Паньотта; Б — реконструкция цоколя (Дж. Джованнони) и его сохранившийся фрагмент (фото). Справа посредине — план церкви Сан Чельсо э Джулиано, 1510—1515 гг. (разрушена), Браманте |
Дворец известен лишь по изображению на медали Юлия II, наброскам плана, а также по остаткам мощного цоколя, включенного в стены позднейших построек на виа Джулиа.
В центре сооружения был большой квадратный двор (около 34х34 м), окруженный аркадами, к которым по углам примыкали четыре парадные лестницы. В корпусах, выходящих на виа Джулиа и на набережную Тибра, были четыре больших зала для судебных заседаний (длиной по 18—20 м), а в боковых корпусах — служебные помещения и по два дворика с колодцами. По оси сооружения, со стороны виа Джулиа, находился главный вход, отмеченный большой квадратной башней с многоярусным завершением. Со стороны Тибра ему соответствовала церковь Сан Бьяджо (разобрана при реконструкции набережных). На углах сооружения также должны были быть мощные квадратные башни, выделенные из массива стены раскреповками.
Дом Браманте, построенный, по-видимому, в 1509—1510 гг. и известный также, как дом Рафаэля (который прожил последние годы своей жизни и умер в этом доме), был снесен в XVII в. при возведении колоннады перед собором св. Петра. Гравюра Лафрери 1549 г. (рис. 15) и зарисовка Палладио (около 1544 г.) сохранили для нас только главный фасад дворца. Он позволяет угадать и некоторые черты композиции, отчасти объясняющие важное значение этого произведения, не только ставшего родоначальником нового типа фасада итальянского дворца, но и оказавшего широкое влияние на развитие богатого городского жилого дома.
Рис.15. Рим. «Дом Рафаэля», 1509—1510 гг., Браманте. Гравюра Лафрери 1549 г. |
Величественный, несмотря на сравнительно малую протяженность, дворец, разделенный на два яруса, в отличие от аристократической сдержанности и суровой, почти феодальной замкнутости палаццо Канчеллерии, имел более открытый и парадный характер. Сдвоенные и поднятые на пьедесталах полуколонны второго (главного) яруса сооружения, с их богатой пластикой и светотенью, создавали торжественный и сильный ритм. Широкие интерколумнии и легкий архитрав придавали ордеру, а вместе с тем и всему зданию стройную подтянутость и крупную масштабность. Великолепие жилых покоев, находившихся за отступившей в глубину стеной второго яруса, как бы демонстрировалось улице сквозь высокие, поднимающиеся от уровня пола окна-балконы, выдвинутые на самый обрез цокольной части.
Парадный верхний ярус дворца контрастно противопоставлялся цокольному, обработанному могучим, но однообразно спокойным рустом. Подобное противопоставление было глубоко осмысленно: оно отвечало распространенному функциональному разделению этажей и лишь получило здесь яркое образное выражение — фасад как бы показывал, что жизнь владельцев дворца поднята высоко над обыденной жизнью улицы.
Цокольная часть дома Браманте включала ряд полностью изолированных от помещений владельца, открытых на улицу лавок и мастерских с антресолями, предназначенных для сдачи в аренду (такие лавки имеются и в палаццо Канчеллерии по фасаду, выходящему на улицу Пеллегрини). Хозяева дворцов отныне все чаще выступали не только как вельможи, но и как домовладельцы, заинтересованные в том, чтобы сдать в аренду часть своей постройки. Созданная Браманте композиция глубоко соответствовала изменившемуся отношению заказчика к дому как к недвижимой собственности, могущей стать источником дохода. Она легко поддавалась изменению в связи с различными градостроительными условиями: размерами участка, расположением здания на углу или в рядовой застройке. Так, при пяти осях на фасаде внутренний двор, естественно, не мог быть окружен традиционными галереями, которые в лучшем случае шли с трех сторон. Но в зависимости от участка количество пролетов легко могло быть увеличено, а лавки и мастерские перенесены также и на другие стороны сооружения.
В доме Браманте могучий руст был впервые сделан не из камня, а из бетона. Подобный прием быстро привился во времена, когда стремление к пышности не всегда соответствовало экономическим возможностям заказчика, и способствовал увеличению разрыва между изображенными и действительно примененными материалами.
Дом Браманте предстает, таким образом, как новый чрезвычайно жизненный тип городского палаццо, архитектурный образ которого отражал новый быт и вкусы верхних слоев общества. Не удивительно, что эта композиция получила в ближайшие же годы широкое распространение не только в Риме, но и в других городах Италии.
Привилегированное расположение дома Браманте, можно сказать, у самого «подножия папского престола», где его могли видеть не только рядовые паломники, но и знатные гости из западноевропейских стран, немало способствовало быстрому влиянию заложенных в его архитектуре новых черт. Оно свидетельствует также о более высоком, чем прежде, социальном положении художника и зодчего.
С именем Браманте связано строительство самого крупного сооружения эпохи Возрождения — собора св. Петра в Риме. Идея создания нового великолепного храма над останками апостола, основателя католической церкви, восходит ко времени папы Николая V, когда Альберти установил, что старая римская базилика грозит обрушиться.
С 1452 г. Б. Росселино разработал первые планы сооружения в форме латинского креста и возвел стены и своды нового хора, расположенного позади старой базилики.
Историческая обстановка второй половины XV в. помешала продолжению работ (если не считать робкой попытки возобновить их в 1470 г. под руководством Джулиано да Сангалло). Лишь папа Юлий II, при котором римская церковь впервые достигла влияния и богатства, достаточных для претворения в жизнь таких грандиозных замыслов, возобновил строительство собора.
В 1503 г. Браманте был утвержден главным архитектором собора. Избрав для храма центрально-купольную композицию, он положил начало длительной борьбе между сторонниками центрической и базиликальной композиции сооружения, между стремлением воплотить в нем эстетические идеалы итальянского гуманизма и функциональными требованиями культа.
Рис.16. Рим. Собор св. Петра, с 1505 г. Браманте. Слева — генеральный план собора с перистилем вокруг (набросок Браманте) и внешний вид храма по медали Карадоссо, 1506 г.; справа — фрагмент проекта по чертежу Меникантонио и «пергаментный» план собора, выполненный Браманте | |
Рис.17. Рим. Собор св. Петра. Проекты. 1 — Браманте (купол по гравюре Серлио); 2 — Антонио да Сангалло Младшего; 3 — Перуцци; 4 — Рафаэль |
Действительно, католическое богослужение (где священник поочередно обращается то к алтарю, то к молящимся) требует одностороннего расположения алтаря и односторонней ориентации пространства храма. Однако собор св. Петра являлся исключением; алтарь здесь должен был помещаться посередине церковного пространства, над криптой и местом, где, по преданию, был погребен апостол. Центрическая композиция получила свое функциональное оправдание и выбор ее на рубеже XV и XV вв., когда гуманистические идеи еще имели полную силу, закономерен тем более, что в ту эпоху даже в обычных базиликах алтарь нередко выносили к средокрестию, отгораживая хор от остальной части храма.
Перед Браманте открылись исключительно благоприятные возможности для реализации архитектурных идеалов своей эпохи.
В отличие от своих предыдущих купольных построек, довольно лаконично следующих форме креста или элементарной центрической форме (круга, восьмигранника), Браманте сочетал в плане собора обе фигуры, отдав, таким образом, дань и христианскому, и чисто геометрическому символизму гуманистов. Неизменно наблюдаемая на протяжении всего XV в. тенденция ко все большему усложнению композиции центрического сооружения * достигает в плане Браманте предела, нарушение которого пошло бы в ущерб ясному восприятию целого (рис. 16).
* Об этом свидетельствует сравнение построенных церквей и рисунков XV в. Не только усложняется форма и увеличивается расчлененность помещений, окружающих центральное пространство храма, но вводится также ритмическое чередование различных по форме помещений.
Ярко выраженным ветвям креста с доминирующим над средокрестием купола сопутствуют по диагональным осям уменьшенные повторения той же фигуры. Благодаря четырем, расположенным на тех же диагоналях, помещениям, над которыми возвышаются колокольни, весь комплекс вписывается в больший квадрат, за пределы которого выступают только четыре главные апсиды. Каждая второстепенная геометрическая группа подчинена центральной в строгой математической закономерности (диаметры большого и второстепенного куполов, радиусы главных и второстепенных арок и т. п. относятся как 2:1). Весь план пронизан нерушимой логикой. Максимальная (по сравнению с планами других авторов) расчлененность пространства и его преобладание над массой устоев и стен сочетается с предельной ясностью в подчинении меньшего большему, второстепенного главному. Сравнительно небольшие размеры главных подкупольных устоев, неоднократно подвергавшиеся сомнению и увеличиваемые всеми позднейшими строителями собора, являются решающими для задуманной Браманте композиции. Их изменение немедленно влечет за собой перемещение всех второстепенных пространственных групп, стирание заметных различий в размерах главного и второстепенного (ср. диаметры главного и второстепенного куполов на плане Антонио да Сангалло Младшего) и требует уменьшения пространственной расчлененности постройки; последнее, как показывают работы Микеланджело, могло нанести ущерб масштабной выразительности сооружения. В случае базиликальной композиции собора увеличение размера главных пилонов влекло за собой те же последствия (ср. планы Фра Джокондо (проекты собора приведены в работе Гофмана — см. библиографию), Ант. да Сангалло Младшего, Рафаэля и Микеланджело, см. рис. 17 этой главы и рис. на стр. 224). Поэтому можно полагать, что знаменитый «пергаментный» (так называют чертеж, выполненный (по-видимому, самим Браманте) на пергаменте и изображающий половину плана собора (ныне в Уфицци). Это — основной из созданных мастером четырех вариантов плана (рис. 16) план Браманте — не только набросок или схема, но точно изображает назначенные мастером соотношения между пространством и массой стен и устоев.
Претворяя в жизнь в невиданных ранее масштабах идею «совершенного» архитектурного организма, Браманте должен был создать чудо строительного искусства и превзойти самые прославленные творения древних. Он решил водрузить купол Пантеона на своды базилики Максенция, предприняв, таким образом, исключительную по конструктивной смелости и технической сложности попытку. Сохранившиеся рисунки собора, относящиеся к 1534 г., на которых изображены возведенные Браманте главные подкупольные устои и арки, позволили предположить, что зодчий хотел применить технику бетонных конструкций IV в. Отметим также, что окружающие барабан колонны имели у Браманте (рис. 17) конструктивное, а не только декоративное значение (как у Микеланджело, см. ниже).
Внешний облик собора в том виде, как он был задуман Браманте, известен по изображению на медали 1506 г., а также по рисункам ученика Браманте Меникантонио (рис. 16). Всюду явно видна главенствующая роль центрального полусферического купола. Набросок, развивающий композиционные идеи миланской каноники, указывает на мысль Браманте о создании вокруг собора центрической площади.
Помощниками Браманте по строительству собора были Джулиано да Сангалло, Фра Джокондо из Вероны и Рафаэль. Разработанный последним базиликальный план сооружения, видимо отражавший усилившееся влияние реакционных клерикальных кругов, очень красив и тонко сочетает в себе преимущества центрального и базиликального построения. Апсиды трех равных ветвей креста укрупнены и более четко выражены в наружных объемах храма, три нефа четвертой, удлиненной ветви четко связаны с центральным подкупольным и окружающим центральные пилоны пространством, а башни, поставленные по диагоналям квадрата и несколько более сдвинутые к его центру, чем это было у Браманте, повторены еще раз на главном фасаде собора. После смерти Рафаэля руководство работами перешло к Перуцци, который, возвратившись к центрической схеме, признал необходимым усиление пилонов Браманте и соответственно переработал план.
Неблагоприятная политическая и экономическая обстановка, создавшаяся после смерти Льва X, привела к тому, что постройка фактически не двигалась. Лишь в 1534 г., после многолетнего перерыва, папа Павел III привлек снова Бальдассаре Перуцци (который умер в 1536 г.) и Антонио да Сангалло Младшего. Последний вернулся к базиликальной композиции, переделал проект и в 1539 г. представил папе модель сооружения, резко раскритикованную Микеланджело за характерную для «готического стиля» раздробленность композиции (см. ниже). Антонио да Сангалло закончил южную и построил восточную ветви креста и перекрыл их сводами. К тому же периоду относится закладка так называемых Ватиканских гротов — крипты, где использованы полы древней базилики и повышен на три метра уровень пола нового храма.
Со смертью Антонио да Сангалло в 1546 г. и вступлением Микеланджело на должность главного архитектора собора начался новый этап строительства.
Как бы значительно ни отличались римские произведения Браманте от ломбардских, было бы неверно объяснять их резким переломом в творческих устремлениях и методах мастера.
Ни в утилитарно-практической сущности римских сооружений Браманте и окружавших его мастеров, ни в их эстетических идеалах нет и признаков какого-либо принципиального перелома. Нет их в применяемых ими конструктивно-строительных приемах или архитектурно-выразительных средствах. Новыми были: во-первых, общеитальянский характер этих сооружений, объединивший в себе характерные черты тосканского и североитальянского зодчества; во- вторых, небывалая прежде свобода и мастерство в архитектурной композиции, в частности в применении приемов и форм античного зодчества; и, наконец, в-третьих, совершенство и зрелость решений архитектурных задач, в основном намеченных еще в начале предшествовавшего столетия, полнота и сила, с которыми эти сооружения воплотили в своих образах идеалы итальянского гуманизма.
Вот почему римские сооружения Браманте и группировавшихся вокруг него мастеров следует рассматривать не как особый, самостоятельный этап в истории итальянской архитектуры, а скорее как завершение предшествовавшего развития. В этом смысле стиль римской архитектуры начала XVI в. действительно можно называть классическим стилем архитектуры итальянского Возрождения, понимая под термином «классический» зрелость и наивысшее развитие наметившихся тенденций.
Широта творческих исканий Браманте, охвативших важнейшие проблемы итальянской архитектуры, и особенности биографии мастера определили роль, которую он сыграл в становлении нового стиля. От Лучано да Лаурана, среди произведений которого прошла юность Браманте, он воспринял красоту геометрически закономерной архитектуры, ясную гармонию, простоту и лаконичность выражения, роднящие этого мастера с Брунеллеско; при посредстве творчества Франческо ди Джорджо Мартини, также работавшего в Урбино, Браманте приобщился к функциональной трезвости, тектоничности и могучей жизненной силе тосканской архитектуры; в сооружениях Альберти в Мантуе он смог оценить логику и силу языка античной архитектуры; общение с Леонардо да Винчи в Милане и Павии должно было укрепить в нем стремление к широкой и вольной трактовке больших архитектурных масс, к органичной связи между внутренним пространством и внешними объемами сооружения; наконец, ломбардская архитектура научила Браманте сочетанию различных материалов, использованию цвета и декора. По приезде в Рим Браманте непосредственно познакомился с памятниками античного зодчества, ощутил их грандиозный масштабный строй и монументальную выразительность строго тектоничных и пластических объемов, изучил великолепную технику купольных и сводчатых сооружений древних римлян.
Таким образом, всем ходом своей предшествующей жизни и творчества Браманте был подготовлен к тому, чтобы в течение своей непродолжительной деятельности в Риме успеть сделать в каждой области архитектуры — общественной, частной, культовой— существенный шаг вперед, завершая предшествовавшее развитие и намечая дальнейшее.
Глава «Архитектура Рима в первой четверти XVI в.», раздел «Архитектура эпохи Возрождения в Италии», энциклопедия «Всеобщая история архитектуры. Том V. Архитектура Западной Европы XV—XVI веков. Эпоха Возрождения». Ответственный редактор: В.Ф. Маркузон. Автор: В.Ф. Маркузон. Москва, Стройиздат, 1967
Жизнеописание Браманте из Урбино — архитектора
(Джорджо Вазари. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих)
Пользу, поистине величайшую, принесло архитектуре творчество Филиппо Брунеллеско, который, работая по-новому, воспроизводил и спустя многие века извлекал из тьмы забвения отменные творения самых ученых и самых удивительных зодчих древности. Но не менее полезен был для нашего века и Браманте тем, что, следуя по стопам Филиппо, он открыл и другим, следовавшим за ним, верный путь архитектурной науке, так как он при своей смелости, умении, таланте и знаниях был в этом искусстве не только теоретиком, но и практиком, овладевшим величайшим опытом. Природа не могла создать таланта более гибкого, который владел бы искусством с большей изобретательностью, с таким же чувством меры и с такой же основательностью, как он. Однако помимо всего этого она в то же время должна была создать и Юлия И, первосвященника дерзостного и обуянного мечтой о том, чтобы увековечить свою память; и было удачей и для Браманте, и для нас, что он обрел такого князя – а это редко удается большим талантам, – на средства которого он получил возможность проявить всю силу своего таланта и показать те трудности, которые он столь искусно умел преодолевать в архитектуре. Умение же это распространилось не только на целые здания, им построенные, но и на обломы карнизов, на стволы колонн, на изящество капителей, баз, консолей, углов, сводов, лестниц, ризалитов, словом, на любые архитектурные формы, созданные по советам или образцам этого художника и неизменно поражавшие всякого, кто их видел. Вот почему мне и кажется, что талантливые художники, изучающие труды древних мастеров, остаются в вечном долгу не только перед трудами древних, но и перед трудами Браманте. И в самом деле, если изобретателями архитектуры были греки, а римляне – их подражателями, то Браманте поучителен для нас не только потому, что он, подражая им, изобретал новое, но и потому, что безмерно приумножил красоту и трудности этого искусства, которое благодаря ему мы и узрели ныне во всей его красе.
Родился он в Кастелло Дуранте Урбинского государства, и родителем его был человек бедный, но честный. И в детстве своем он обучался не только читать и писать, но очень прилежно и арифметике. Однако отец, которому нужно было, чтобы он зарабатывал, и который видел его большую любовь к рисованию, посвятил его, еще ребенком, искусству живописи, и мальчик многому научился на вещах фра Бартоломео, иначе – фра Карневале Урбинского, написавшего алтарный образ в церкви Санта Мариа делла Белла в Урбино. Но так как он всегда увлекался архитектурой и перспективой, он уехал из Кастелло Дуранте и, направившись в Ломбардию, ездил из города в город, работая там по способностям, работы эти, однако, не приносили ему ни больших денег, ни высокой чести, так как он не имел еще ни имени, ни положения. И потому, решив взглянуть хотя бы на что-нибудь выдающееся, он поехал в Милан, чтобы посмотреть на собор. Там проживал в то время некий Чезаре Чезариано, почитавшийся хорошим геометром и хорошим архитектором, который толковал Витрувия и который пришел в отчаяние, не получив за это вознаграждение, на которое рассчитывал, впал в такие странности, что бросил работу и, одичав совершенно, умер не по-человечески, а скорее по-скотски. Проживал там и некий Бернардино из Тревильо, миланец, соборный инженер и архитектор и величайший рисовальщик, которого Леонардо да Винчи признавал мастером редкостным, хотя его манера в живописи и была жестковатой и несколько сухой. Его работы в торце монастырского двора делле Грацие – Воскресение Христово с прекраснейшими сокращениями, а в церкви Сан Франческо – капелла, расписанная фреской с изображением кончины святых Петра и Павла. Им написано в Милане много и других вещей; большое число почитающихся ценными выполнил он и в округе. Есть и в нашей книге прекраснейшая женская голова, выполненная углем и свинцовыми белилами и показывающая манеру, которой он придерживался.
Возвратимся же к Браманте. Осмотрев названное сооружение и познакомившись с названными инженерами, он воодушевился так, что решил посвятить себя целиком архитектуре. Поэтому, покинув Милан, он до наступления святого, 1500 года, приехал в Рим, где по знакомству с некоторыми друзьями и с родины, и из Ломбардии он получил заказ написать фреской в церкви Сан Джованни Латерано над святыми дверями, которые открываются в юбилейный год, герб папы Александра VI с ангелами и поддерживающими его фигурами.
Браманте привез из Ломбардии и заработал в Риме кое-какие деньги, которые он тратил с величайшей бережливостью, так как хотел жить независимо и в то же время иметь возможность, без необходимости работать, спокойно обмерять все древние постройки Рима. Приступив к этому, он вел жизнь уединенную и созерцательную, и не прошло много времени, как он обмерил все, какие только были древние постройки в городе и за городом в Кампанье, и то же самое проделал он вплоть до Неаполя и повсюду, где только ему было известно, что находятся какие-нибудь древности. Обмерил он и все сохранившееся в Тиволи и на вилле Адриана, и это, как будет рассказано на своем месте, широко было им использовано. Распознав, глядя на это, намерения Браманте, неаполитанский кардинал стал к нему присматриваться и ему покровительствовать. И вот, пока Браманте продолжал свои изыскания, названный кардинал, возымев желание перестроить для братьев делла Паче монастырский двор из травертина, заказал этот двор Браманте, который, желая заслужить доверие кардинала и ему угодить, принялся за дело со всяческим рвением и прилежанием и закончил его быстро и совершенно. И хотя полной красоты в нем не было, двор принес ему величайшую известность, ибо мало было в Риме архитекторов, работавших с такой любовью, с таким старанием и так быстро, как Браманте.
Сначала Браманте служил помощником архитектора при папе Александре VI, когда строились фонтаны за Тибром и на площади Сан Пьетро. А также, когда известность его возросла, он вместе с другими выдающимися архитекторами выносил решение по поводу большей части дворца Сан Джорджо и церкви Сан Лоренцо ин Дамазо, выстроенных Рафаэлем Риарио, кардиналом Сан Джорджо близ Кампо ди Фьоре. И хотя позднее строили и лучше, дворец этот тем не менее почитался и почитается еще за свою обширность жилищем удобным и великолепным; строителем же этого здания был некий Антонио Монтекавалло. Состоял он и в совете по расширению церкви Сан Якопо дельи Спаньуоли ин Навона, а также при вынесении решения о церкви Санта Мариа дель Анима, постройка которой была поручена одному немецкому архитектору. По его проекту построен и дворец кардинала Андреа да Корнето в Борго Нуово, который строился медленно и в конце концов так и остался незавершенным из-за бегства названного кардинала. Равным образом по его проекту была расширена и главная капелла в Санта Мариа дель Пополо. Работами этими он завоевал в Риме такую известность, что был признан первым архитектором за быстроту решений и исключительную изобретательность, так что во всем городе все знатные люди постоянно приглашали его для самых крупных предприятий. И потому, когда в 1503 году папой был избран Юлий И, он начал служить и ему. Этому первосвященнику пришло в голову благоустроить участок между Бельведером и дворцом так, чтобы он принял форму прямоугольного театра, занимающего всю лощину между старым папским дворцом и каменным зданием, заново воздвигнутым для проживания пап Иннокентием VIII, и так, чтобы по двум коридорам с лоджиями, окаймляющими эту лощину, можно было пройти из Бельведера во дворец и также из дворца в Бельведер и чтобы из лощины по разнообразно расположенным лестницам можно было подняться на площадку Бельведера.
Для того-то Браманте, обладавший в вещах подобного рода величайшей сообразительностью и смелым воображением, сначала и спланировал в самом низу прекраснейшую двухъярусную лоджию, подобную Колизею Савельи, заменив, однако, полуколонны пилястрами и выложив ее целиком из травертина, а над ней вторую, состоявшую из встроенного ионического ордера с проемами, так что комнаты второго этажа папского дворца и помещения Бельведера оказались на одном уровне, а затем выстроил галерею более четырехсот шагов длиной со стороны Рима и подобным же образом и другую со стороны рощи так, что посреди осталась долина, которая, будучи покатой, должна была собирать всю воду, стекающую с Бельведера, для прекраснейшего фонтана.
Из этого проекта Браманте осуществил первый коридор, идущий от дворца до Бельведера со стороны Рима, за исключением последней галереи, которая должна была проходить поверху. А на противолежащей стороне, обращенной к роще, он заложил крепкие фундаменты, но завершить строительство не успел по причине приключившейся смерти Юлия, а затем и самого Браманте. Его замысел был признан столь прекрасным, что, казалось, Рим с самых древних времен не видывал ничего лучшего. Но, как сказано, от второго коридора остались только фундаменты, и над достройкой его бились вплоть до наших дней, когда Пий IV ее почти что завершил.
Построил он и торцовую часть с рядом ниш, которая в Бельведере служит хранилищем древних статуй. В свое время туда поместили Лаокоона, редкостнейшую древнюю статую, а также Аполлона и Венеру, затем Лев X поставил там и остальные статуи, такие, как Тибр, Нил и Клеопатра, а Климент VII еще некоторые. Во времена же Павла III и Юлия III там были произведены с большими затратами многие важные усовершенствования.
Возвратимся, однако, к Браманте. В деле строительства он разбирался чудесно и строил весьма быстро, когда тому не препятствовала алчность его подрядчиков. В Бельведере он строил с величайшей быстротой, и такое было неистовство, охватившее и его, и папу, которому хотелось, чтобы такие здания не строились, а сами вырастали, что рабочие ночью таскали песок и твердый грунт, а днем в присутствии Браманте только строили, так что за закладкой фундамента он не следил. Такое невнимание и послужило причиной того, что все его постройки дали трещины и угрожают обрушиться, как и этот самый коридор, часть которого в восемьдесят локтей при Клименте VII рухнула и была затем восстановлена папой Павлом III, который к тому же переложил и расширил фундамент.
Ему же принадлежат в Бельведере многие другие лестничные спуски, высокие и низкие, в зависимости от своего местоположения. В этом прекраснейшем произведении он применил дорический, ионический и коринфский ордера, и оно отличалось величайшим изяществом. Он сделал для него модель, которая, как говорят, была чудесной, о чем и теперь можно судить и по началу этой работы, оставшейся далеко не завершенной. Помимо этого он выстроил винтовую лестницу на колоннах, по которой можно подняться верхом на лошади и в которой дорический ордер переходит в ионический и далее в коринфский, поднимаясь все выше и выше. Все это было исполнено с величайшим изяществом и, несомненно, в высшей степени искусно, делая ему честь не меньше любой другой вещи, созданной им в этом месте. Выдумка эта была заимствована Браманте из Сан Никколо в Пизе, о чем говорилось в жизнеописании Джованни и Никколо Пизани.
Вздумалось Браманте украсить в Бельведере фриз наружного фасада письменами вроде древних иероглифов, чтобы лишний раз блеснуть своей изобретательностью и чтобы поместить там имя и папы, и свое. Начал он так: Julio II Pont. Maximo, изобразив в профиль голову Юлия Цезаря и двух арочный мост, что и обозначало Julio II Pont, и далее вместо Мах. – обелиск, который стоял в Большом цирке. Папа посмеялся над этим и приказал ему вместо этого написать прописные буквы высотой в локоть, находящиеся там и ныне, поставив ему на вид, что глупость эту он взял из Витербо, где некий архитектор Франческо поместил свое имя над дверью на архитраве, на котором рельефно были высечены св. Франциск, арка, крыша и башня, обозначавшие по-своему: мастер Франческо, архитектор.
Вообще папа всячески ему благоволил, полюбив его за архитектурное мастерство. Недаром названный папа, весьма любивший его и за личные качества, нашел его достойным должности хранителя свинцовой печати, в качестве которого Браманте соорудил прибор для наложения печати на папские буллы, действовавший при помощи очень искусно сделанного винта.
На службе у этого первосвященника Браманте ездил в Болонью, когда в 1504 году она снова была присоединена к церковному государству, и в продолжение всей войны за Мирандолу он был занят многочисленными весьма важными инженерными работами. Его многочисленные рисунки с планами и постройками были отлично нарисованы, о чем можно судить по нескольким из них, хранящимся в нашей Книге, на которых хорошо показаны все размеры и которые выполнены с величайшим искусством. Многому обучился у него в архитектурном деле Рафаэль Урбинский, для которого он, между прочим, придумал строения, изображенные там в перспективе в папском покое, где он написал гору Парнас; в этом же покое Рафаэль изобразил Браманте измеряющим что-то циркулем.
Папа принял решение разместить в одном месте, а именно на Виа Джулиа, выпрямленной для этой цели Браманте, все государственные и судебные учреждения Рима, дабы удобнее было купцам заключать свои сделки, при которых до того постоянно возникали большие неудобства. Для этого Браманте начал в Сан Бьяджо на Тибре, там, где недостроенный коринфский храм, произведение весьма редкостное, строительство дворца, от которого осталась начатая прекраснейшая рустованная кладка. Очень жалко, что осталось незавершенным столь достойное, полезное и великолепное дело, которое, по отзывам людей той профессии, было наилучшим когда-либо виденным решением такого рода задачи.
В Сан Пьетро ин Монторио он выстроил из травертина в первом дворе также круглый храм, соразмерность, строгость и разнообразие которого и вообразить невозможно, что до его грации, то нельзя представить себе ничего более изящного и придуманного лучше. И он был бы еще красивее, если бы незаконченная постройка двора была осуществлена так, как показано на одном из его рисунков.
В Борго по его проекту был построен дворец, принадлежащий Рафаэлю Урбинскому, из кирпича с гипсовой штукатуркой, с дорическими колоннами и рустом, вещь очень красивая, в которой впервые был применен новоизобретенный способ штукатурки фасада. Он также дал проект распределения всех украшений для церкви Санта Мариа в Лорето, впоследствии продолженных Андреа Сансовино, и сделал бесчисленное множество моделей дворцов и храмов в Риме и по всему церковному государству.
Гений этого чудесного художника был столь неукротимым, что он заново составил грандиознейший проект восстановления и перестройки папского дворца. Видя, что силы и воля папы соответствуют его собственному гению и его собственным желаниям, он настолько воодушевился, что, вняв намерению папы снести церковь св. Петра, с тем чтобы выстроить ее заново, составил бесчисленное множество проектов. Но в числе их был один особенно чудесный, в котором он обнаружил высшее понимание, на какое он только был способен, и на котором были по две колокольни по обе стороны фасадов, как это можно увидеть на монетах, вычеканенных впоследствии Юлием II и Львом X и выполненных превосходнейшим золотых дел мастером Карадоссо, в чеканке не имевшего себе равных; его же можно увидеть и на очень красивой медали Браманте, выполненной им же. И вот после того как папа постановил начать сооружение потрясающе огромного собора св. Петра, Браманте сломал половину старого и приступил к работе с мечтой о том, чтобы новый собор по красоте, искусству, выдумке и стройности, а также по огромности, богатству и украшенности превзошел все сооружения, воздвигнутые в этом городе могуществом государства, а также искусством и талантом стольких доблестных мастеров. С обычной быстротой он заложил фундаменты и до смерти папы и своей собственной равномерно довел строительство до высоты карниза под арками всех четырех столбов и вывел самые арки с величайшими быстротой и искусством. Вывел он также и свод главной капеллы с нишей и в то же время начал строить и капеллу, именуемую капеллой французского короля.
На этом строительстве он придумал выводить арки, применяя деревянные ящики с известковым раствором, в каждом из которых заранее отливается вся порезка фризов и лиственных узоров, и показал также способ, как в сооружениях подобного рода выводятся арки с подвешенных мостков; этой выдумкой, как мы видели, позднее воспользовался и Антонио да Сангалло. В законченной им части можно видеть, как обведенный кругом внутренний карниз вытянут с таким изяществом, что ни одна человеческая рука не могла бы лучше передать все подъемы и спады в рисунке его профиля. А по капителям с листьями олив внутри здания, да и по всему наружному дорическому ордеру, необычайному и прекрасному, можно судить, какой потрясающей силы были дерзания Браманте. И поистине, если бы силы его равнялись таланту, украшавшему его дух, он вне всякого сомнения создал бы вещи еще более неслыханные, чем те, которые создал.
Однако, как об этом на своем месте будет рассказано, творение это после его смерти и поныне искажалось многими архитекторами в такой степени, что от созданного им ничего, можно сказать, не осталось, кроме четырех арок, которые должны были нести купол. Ибо начали изменять его по-своему Рафаэль Урбинский и Джулиано да Сангалло, руководившие строительством после смерти Юлия II, а вместе с ними и фра Джокондо из Вероны. А после их смерти Бальдассаре Перуцци, строивший в средокрестии со стороны кладбища капеллу короля французского, изменил его замысел, при Павле же третьем все переиначил Антонио да Сангалло, и, наконец, Микеланджело Буонарроти отверг все многочисленные предложения и без излишних затрат достиг такой красоты и такого совершенства, о каких никто из тех не мог и помышлять и которые целиком вытекали из его проекта и из его вкуса, хотя он и мне говорил не раз, что он считал себя лишь осуществителем замысла и проекта Браманте, ибо тот, кто спервоначалу заложил большое здание, тот и автор его.
Замысел Браманте оказался в этой постройке превышающим всякую меру, да и начал он ее в огромнейших размерах. И если бы начало столь потрясающего и великолепного сооружения было меньших размеров, то ни Сангалло, ни все другие и даже ни Буонарроти не смогли бы расширить этот проект, а только уменьшили его так, как они это и смогли сделать, ибо Браманте задумал нечто большее. Говорят, что он так торопился со строительством этого сооружения, что разрушил в Сан Пьетро много прекрасных папских гробниц, фресок и мозаик и что потому не осталось памяти о великих людях, многочисленные изображения которых были размещены в этой главнейшей из христианских церквей. Он сохранил там только алтарь св. Петра и старую апсиду, украсив ее кругом прекраснейшим дорическим ордером из пеперина, чтобы в ней мог поместиться папа, когда он совершает в Сан Пьетро богослужение, весь его двор, а также послы христианских государей. Закончить ее до своей смерти он не успел, и после него завершил ее Бальдассаре, сиенец.
Браманте был человеком очень веселым и приятным, всегда охотно помогавшим своим близким. Он был большим другом людей одаренных и покровительствовал им сколько мог, что можно видеть на примере знаменитейшего живописца, обаятельнейшего Рафаэля Урбинского, которого он вызвал в Рим. Он всегда жил в величайшем почете и вел роскошнейший образ жизни, и на той высоте, на какую он был вознесен своими заслугами, все, что он мог пожелать, было ничем по сравнению с тем, сколько он мог бы на это истратить. Он любил поэзию и с удовольствием слушал импровизации под лиру. Импровизировал и сам и сложил несколько сонетов, если и не таких тонких, как это сейчас принято, но все же довольно строгих и погрешностей не имеющих. Его очень высоко ценила духовная знать, и он был представлен бесчисленному множеству синьоров, которые с ним знались. Величайшей славой пользовался он при жизни и еще большей после смерти, так как строительство Сан Пьетро затянулось на долгие годы. Прожил Браманте семьдесят лет, и гроб его с величайшими почестями несли в Риме и папские придворные, и все что ни на есть скульпторы, архитекторы и живописцы. Погребен он был в Сан Пьетро в 1314 году.
Смерть Браманте была для архитектуры потерей величайшей, ибо он обогатил ее многими хорошими приемами, им испытанными; таков, например, изобретенный им способ выведения сводов на растворе и применения штукатурки, и то и другое, известное древним, но утерянное со времени падения древнего мира и вплоть до его времени. Те же, кто занимается обмером архитектурных памятников древности, находят, что в архитектуре Браманте не меньше, чем во всех этих древностях, вложено и знания рисунка, и искусства. И потому он и может быть признан всеми людьми, сведущими в этом деле, одним из тех редкостных гениев, которые прославили наш век.
Остался после него друг его и помощник Джулиано Лено, знавший большой толк в строительстве своего времени. Но он больше занимался надзором за выполнением чужих проектов, согласно воле их авторов, чем самостоятельными работами, хотя и обладал он и вкусом, и большим опытом.
При жизни Браманте на его постройках работал пистойский плотник Вентура, человек, наделенный прекраснейшими способностями и весьма толковый рисовальщик. Он очень любил, находясь в Риме, обмерять памятники древности, когда же он воротился на родину, в Пистойю, случилось так, что в 1509 году в городе этом Богоматерь, именуемая ныне Ностра Донна делла Умильта, начала творить чудеса, и, так как она получала весьма много приношений, правившая тогда Синьория постановила воздвигнуть храм в ее честь. Воспользовавшись этим обстоятельством, Вентура сделал собственноручно модель восьмигранного храма, шириной в… локтей и высотой в … (Пропуск в подлиннике.) локтей с вестибюлем или портиком, пристроенным снаружи, богато украшенного внутри и поистине прекрасного. Модель эта понравилась Синьории и отцам города, и под руководством Вентуры приступили к строительству. Он заложил фундаменты вестибюля и самого храма и полностью закончил вестибюль, богато украшенный пилястрами, карнизами коринфского ордера и всякой другой резьбой по камню, а вместе с тем были выведены и все своды здания, состоявшие из профилированных то же каменных кессонов, заполненных розетками. При жизни Вентуры был и сам восьмигранный храм доведен до верхнего карниза, и оставалось только вывести свод купола. А так как для такой большой задачи опыта у него было недостаточно, он, не рассчитав тяжести купола и его крепости, заложил в толще стены, там, где первый и второй ряды окон, обходящий кругом проход. Тем самым он ослабил стену, а так как сооружение не имело внизу контрфорсов, покрывать его сводами было опасно, в особенности по углам, куда ложилась вся тяжесть свода названного купола. Поэтому и после смерти Вентуры не нашлось ни одного архитектора, который решился бы вывести свод, вместо которого туда были наложены большие толстые бревна для сооружения шатровой кровли. Однако такое перекрытие гражданам не понравилось и строить его они не позволили и так все и оставалось непокрытым в течение многих лет, пока в 1561 году попечители этого строительства не обратились к герцогу Козимо с прошением о том, чтобы его превосходительство соизволил разрешить им завершение купола. Государь сей оказал им милость и приказал Джорджо Вазари туда отправиться и изыскать способ возведения купола. Выполняя это, он сделал модель части здания, расположенной выше карниза, до которого дошел Вентура, повысив его на восемь локтей, для принятия распора. Он сузил ширину прохода между стенами и, укрепив подпоры, углы и нижние части проходов, сделанных Вентурой между окон, он перевязал их по углам большими двойными железными затяжками, обеспечив все так, что своды можно было выводить спокойно. После этого его превосходительство соизволил побывать на месте, все одобрил и распорядился приступать к работам. Так и были выполнены все контрфорсы и уже приступили к возведению купола так, что и произведение Вентуры получится богатым, более величественным, нарядным и соразмерным.
Однако, по правде говоря, Вентура и без того заслужил о себе упоминание, ибо произведение это, как вещь современная, самая примечательная постройка в этом городе.
Добавить комментарий