Жизнеописание Фра Джокондо, Либерале и других веронцев

(Джорджо Вазари. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих)

*****

У Стефано веронца, как уже говорилось, редкостнейшего живописца своего времени, был родной брат по имени Джованнантонио, который хотя и обучался живописанию у названного Стефано, но живописец вышел из него, пожалуй, даже ниже среднего, как видно по его работам, о которых и упоминать не стоит. От него родился сын, живописец столь же заурядный, по имени Якопо, а от Якопо родились Джованмария, по прозванию Фальконетто, жизнь коего мы сейчас опишем, а также Джованнантонио.

Этот последний, занявшись живописью, многое написал в Роверето, очень видном городке в Трентино, и много картин в Вероне, рассеянных по частным домам. Писал он также в долине реки Адидже, выше Вероны, много вещей, а в Сакко, против Роверето, написал на дереве св. Николая, окруженного множеством всяких зверей, и еще многое. В конце концов он умер в Роверето, куда переселился на постоянное житье. Особенно хороши у него звери и плоды, многие и очень красивые листы, миниатюрные изображения с которых были вывезены во Францию веронцем Монделлой, а многие были подарены его сыном Аньоло мессеру Джироламо Лиони, венецианскому дворянину.

Переходя, наконец, к его брату Джованмарии, скажем, что началам живописи он научился у своего отца, но сильно расширил и углубил их, хотя и не был живописцем из видных, как это подтверждается капеллой семейств Маффеи и Эмили в веронском соборе, верхней частью купола в церкви Сан Надзаро и работами в других местах.

И вот, убедившись в недостаточном совершенстве своей работы в области живописи и увлекаясь превыше всякой меры архитектурой, он с величайшей тщательностью стал наблюдать и зарисовывать все древности своего родного города Вероны. Решив, наконец, что ему необходимо повидать Рим и научиться архитектуре от его удивительных развалин, которые и являются истинными наставниками в этой области, он отправился туда и провел там целых двенадцать лет, проводя большую часть этого времени в рассмотрении и срисовывании тамошних удивительных древностей, всюду разрывая землю настолько, чтобы он мог разглядеть планы и определить все их размеры, и он не оставил в Риме ни одной постройки и ни одного облома, будь то карнизы, колонны или капители любого ордера, которые он не зарисовал бы собственноручно со всеми их размерами. Зарисовал он и все скульптуры, какие были открыты в те времена, так что по прошествии этих двенадцати лет он вернулся на родину, бесконечно обогащенный всеми этими сокровищами искусства. И, не довольствуясь самим городом Римом, он зарисовал и все, что было красивого и стоящего в окрестностях Рима, вплоть до неаполитанского королевства, герцогства Сполето и других мест. А так как по бедности своей Джованмария не очень-то имел возможность прокормиться и прожить в Риме, он, как говорят, два или три дня в неделю кому-нибудь помогал в живописных работах и на этот заработок мог, поскольку в те времена мастера хорошо оплачивались и хорошо жили, проводить остальные дни за своими архитектурными занятиями. И вот он изобразил все эти названные древности так, как если бы они были целы, и представил их в рисунках, восстанавливая на основании отдельных частей и обломов истинное и неповрежденное состояние всего остального состава постройки, пользуясь при этом такими мерами и соразмерностями, что не мог ошибиться ни в чем.

Итак, вернувшись в Верону, Джованмария, не имея случая применить себя в архитектуре, так как родной город его пребывал в смутах из-за перемены правления, он на время занялся живописью и создал много произведений. Так, на доме семьи делла Торре он написал большой герб, увенчанный всякими трофеями, а для некиих немецких синьоров, советников императора Максимилиана, он на одном из фасадов маленькой церкви Сан Джорджо изобразил кое-что из Священного писания, включив туда портреты двух из этих немецких синьоров, изображенных коленопреклоненными, один с одной, а другой с другой стороны. Он много поработал и в Мантуе для синьора Луиджи Гонзага, а также в Озимо в Анконской марке. А пока город Верона находился под властью императора, он на всех общественных зданиях написал имперский герб и получил за это от императора хорошее вознаграждение и привилегию. Уже из этого одного явствует, что император ему всячески благоволил и оказывал ему всякие поблажки и не только за его хорошую службу в области искусства, но и потому, что он был человеком очень смелым, отважным и с оружием в руках опасным, так что в этой области можно было ожидать от него ревностной и верной службы, в особенности же еще и потому, что он благодаря доверию, которым он пользовался у своих соседей, способен был увлечь за собой всю толпу народа, проживающего в Сан Дзено, особенно густо населенном квартале этого города, квартале, в котором он родился и взял себе жену из семейства деи Провали. А так как по этим причинам он держал в повиновении всех жителей своего околотка, его в городе иначе не называли, как Рыжий из Сан Дзено.

Зато, когда в городе изменилось правление и он вернулся под начало своих старых венецианских синьоров, Джованмария, примыкавший к имперской партии, был вынужден покинуть город, чтобы спасти свою жизнь, но, в конце концов, когда все улеглось, он перебрался в Падую, где с ним сначала познакомился, а потом взял его под свое покровительство досточтимейший монсиньор Бембо, который вскоре, в свою очередь, познакомил его с великолепным мессером Луиджи Корнаро, венецианским дворянином, обладавшим духом возвышенным и душою поистине царственной, как о том свидетельствуют многочисленные и достойнейшие его начинания. И вот, так как он помимо прочих благороднейших своих занятий увлекался архитектурой, знание которой достойно любого великого государя, и потому был знаком с творениями Витрувия, Леон Баттисты Альберти и других, писавших в этой области, ему и захотелось применить на деле то, чему он научился. А когда он увидел рисунки Фальконетто и убедился, насколько основательно тот рассуждал об этих вещах и разъяснял все трудности, могущие возникнуть в связи с применением разнообразных архитектурных ордеров, он так в него влюбился, что взял его к себе в дом, где с почетом содержал его в течение двадцати одного года, то есть ровно столько, сколько Джованмарии оставалось еще жить на этом свете. Последний же за этот срок создал много вещей вместе с названным мессером Луиджи, который, желая увидеть древности Рима в действительности, так же как он их видел в рисунках Джованмарии, взяв его с собой, отправился в Рим, где, имея его постоянно при себе, он старался все осмотреть подробнейшим образом. А затем, когда они вернулись в Падую, они приступили, по проекту и модели Фальконетто, к строительству великолепнейшей и достойнейшей лоджии в доме Корнаро, что около собора, с тем чтобы после этого приняться за самый дворец по модели, сделанной самим мессером Луиджи. В этой лоджии на одном из столбов высечено имя Джованмарии.

Он же построил очень большой и величественный дорический портал во дворце капитана этого города. Этот портал пользуется всеобщей похвалой за его строгость. Сделал он также двое прекраснейших городских ворот: одни, так называемые ворота Сан Джованни, по дороге на Виченцу, очень хороши и удобны для солдат, их охраняющих, а другие — ворота Савонаролы были отлично задуманы. Равным образом сделал он проект и модель церкви Санта Мариа делле Грацие братьев св. Доминика и начал ее строить. Как видно по модели, это произведение настолько хорошо сделано и настолько прекрасно, что вплоть до сегодняшнего дня, пожалуй, еще нигде не было видно подобной церкви таких же размеров.

Им же была сделана для синьора Джироламо Саворньяно модель роскошнейшего дворца в его неприступнейшем замке в Узопо Фриульской области. Фундаменты этого дворца были тогда же целиком заложены и стены выведены над уровнем земли, однако из-за смерти этого синьора на этом остановились и дальше не пошли, но, будь оно закончено, сооружение это было бы чудесным.

В это же время Фальконетто ездил в Полу, в Истрию только ради того, чтобы зарисовать и осмотреть театр, амфитеатр и арку, находящиеся в этом древнейшем городе, и он был первым, кто зарисовывал театры и амфитеатры и снимал их планы, и те обмеры их, которые мы видим, восходят к его рисункам, с которых другие люди их и напечатали. Джованмария обладал величием духа, свойственным человеку, который никогда ничего другого не делал, как рисовал величественные древности, и никогда ни о чем другом не мечтал, как о том, чтобы ему представился случай создать нечто подобное им по величию, и потому он то и дело рисовал планы и проекты таких сооружений с тем же усердием, какое к этому прилагал бы, если бы ему приходилось тут же приступать к их осуществлению, и он настолько, если можно так выразиться, был этим одержим, что даже не нисходил до того, чтобы проектировать для дворян частные дома, загородные или городские, сколько его об этом ни просили.

Джованмария бывал в Риме не раз, кроме упомянутых случаев, и поэтому путешествие это сделалось для него настолько привычным, что он, когда был молод и здоров, пускался в него при малейшей возможности, и некоторые еще поныне здравствующие очевидцы рассказывают о том, как он, поспоривши однажды с одним чужестранным архитектором, случайно оказавшимся в Вероне, о размерах уже не помню какого античного римского карниза, после долгих разговоров в конце концов заявил: «Я сейчас это выясню» — и тут же, зайдя только домой, отправился в Рим.

Создал он два великолепнейших проекта гробниц для дома Корнаро, которые должны были быть сооружены в Венеции в церкви Сан Сальвадоре и одна из которых была предназначена для королевы Кипра из этого же дома Корнаро, а другая для кардинала Марко Корнаро, первого, кто в этом семействе удостоился такого сана. Для осуществления этих проектов большое количество мрамора было заготовлено в Карраре и перевезено в Венецию, где неотесанные куски до сих пор еще находятся в домах названных Корнаро. Джованмария был первым, кто ввел правильный способ строительства и хорошую архитектуру в Вероне, в Венеции и во всех этих краях, ибо до него там никого не было, кто умел бы сделать карниз или капитель и кто разбирался бы в мерах и соразмерностях колонны или вообще какого-либо ордера, в чем можно убедиться при виде сооружений, которые были там построены до него. Такого рода познания, получившие немалую помощь от жившего в это же время фра Джокондо, были до конца восполнены мессером Микеле Санмикели так, что эти края должны быть за это навеки обязаны веронцам, на чьей родине увидели свет и в одно время жили эти три превосходнейших архитектора, наследником же их впоследствии был Сансовино, принесший туда помимо архитектуры, которую он застал уже созданной и прочно обоснованной тремя вышеназванными мастерами, также и скульптуру, с тем чтобы постройки получили все приличествующие им украшения, и всем этим мы обязаны, если только будет дозволено так выразиться, разгрому Рима, ибо, поскольку мастера оказались повсеместно рассеянными, красоты этих искусств сделались достоянием всей Европы.

Джованмария руководил кое-какими лепными работами в Венеции и научил обращаться со стуком. Некоторые же утверждают, что он еще в молодости руководил Тицианом из Падуи и многими другими, украшавшими лепниной свод капеллы в Падуанском соборе, а также лепными работами в доме Корнаро, которые очень красивы. Он обучил этому двух своих сыновей, а именно Оттавиано, который также был и живописцем, и Проволо. Алессандро же, его третий сын, смолоду был оружейником, а потом, поступив на службу в наемные войска, он трижды был победителем в боевых состязаниях на огороженной площади и, наконец, в чине капитана пехоты он в сражении под Турином в Пьемонте пал смертью храбрых, раненный выстрелом из пищали.

Равным образом и Джованмария, искалеченный подагрой, закончил свой жизненный путь в Падуе в доме названного мессера Луиджи Корнаро, который всегда любил его как родного брата, вернее, как самого себя, а дабы тела их, которые на этом свете были связаны с их душами узами дружбы и добродетели, не были разобщены после их смерти, мессер Луиджи распорядился, чтобы в заказанной им для себя гробнице вместе с ним покоились Джованмария и почтеннейший поэт Рудзанте, который был самым близким ему человеком и жил и умер в его доме, но было ли осуществлено это намерение великолепного синьора Корнаро, я не знаю.

Джованмария был очень красноречивым и острым на язык собеседником, а в обращении человеком приветливым и приятным, настолько, что Корнаро уверял, что из острот Джованмарии можно было бы составить целую книгу. А так как он жил беззаботно, невзирая на то, что был покалечен подагрой, дожил он до семидесяти шести лет и умер в 1534 году. Было у него шесть дочерей, пятерых из которых он сам повыдавал замуж, шестая же после его смерти была выдана братьями за веронца Бартоломео Ридольфи, который вместе с ними выполнил много лепных работ и был гораздо лучшим мастером, чем они, как это можно видеть во многих местах, в частности в Вероне, в доме Фьорио делла Сета, что у Нового моста, где им обработано несколько великолепнейших комнат и еще несколько других, поразительных, в доме синьоров графов Каносса. Таковы же помещения, отделанные им для синьора Джованбаттисты делла Торре в доме деи Мурати, рядом с церковью Сан Надзаро, для веронского банкира Козимо Монета и многих других в разных местах, все до одной очень красивые. Редчайший архитектор Андреа Палладио утверждает, что он не знает никого, кто обладал бы лучшей выдумкой и кто лучше умел бы украшать комнаты великолепнейшей лепниной, чем это делал Бартоломео Ридольфи, которого не так много лет тому назад Спитек Иордан, знатнейший вельможа при особе польского короля, привез на почетных для него условиях к названному королю Польши, где он выполнил и продолжает выполнять много лепных работ, больших портретов, медалей, а также много проектов дворцов и других построек, имея при себе помощником одного из своих сыновей, нисколько не уступавшего отцу.

***